Соколов О.В. Мемуары о военно-исторической реконструкции
В общем, битва получилась на славу, зрителей собралось невиданное для Калининградской области количество. Что касается реконструкторов ─ опять- таки, дорога была для них бесплатной, питание и пиротехника обеспечены, кони (с избытком!) доставлены. Батурин был тоже доволен, уж не знаю почему, то ли битва очень ему понравилась, то ли он заработал какие-то как ему казалось политические дивиденды, то ли просто был рад за то, что мы действительно сделали большое и хорошее дело…
Ну, а теперь, наконец, и поворотное событие этого года.
Как раз этим летом 2007 года, был впервые объявлен конкурс Федеральным агентством по культуре на проведение Бородинского военно-исторического праздника. На это выделялся относительно небольшой бюджет в 2,5 млн. рублей. Батурин был настроен по-боевому. Он сказал, что мы должны взять в руки проведение этого праздника. Для этого он готов дать 13 миллионов рублей. Иначе говоря, мы выходим на конкурс, заявляем, что нам от государства нужно только символических 100 рублей, а сами вкладываем в праздник 13 миллионов! Победа на конкурсе казалась ему совершенно неминуемой. Помню, что цифра 100 рублей вызвала у меня сомнения, это смотрелось некоторым вызовом государству ─ мол, вы бедные, а мы богатые. Но Батурин настоял, чтобы мы написали 100 руб. и точка.
– Вы напишете 1,5 млн., а вдруг они (т. е. Бородинский музей) напишут миллион! Вот вы и проиграете по формальному признаку! ─ говорил он, ─ Пишите 100 рублей!
Пришлось так и сделать. Зато всё остальное было просто великолепно проработано. Мы приготовили огромную папку проекта, где было предусмотрено всё, от оплаты дороги участникам, коней, конечно же, и вплоть до предварительного договора с фирмой, которая поставляет биотуалеты. Папка смотрелась солидно и была подкреплена реальными деньгами.
Мы все улыбнулись, когда увидели, что со стороны музея на конкурс была подано три листочка, и заявлено, что им требуется 2,5 млн., т. е. вся максимальная сумма госзаказа… Батурин смеялся и говорил, что Бородино наше…
Каково же было наше удивление, когда мы узнали через некоторое время, что наша заявка даже не была допущена до конкурса!! И всё по иезуитской причине, что на 100 рублей нельзя провести мероприятие. Но ведь у нас чёрным по белому было написано, что мы привлекаем 13 миллионов частных средств, что мы ничего не просим у государства, а всё только даём! То, что подобное решение невозможно вне коррупции и кумовства, совершенно очевидно. Ведь госзаказ выигрывает тот, кто предложит меньшую цену. Так всегда было в честном соревновании! Мы не только ничего не просили, а давали всё!! Более того, музей, ставший в результате этой бесчестной махинации организатором праздника, передавал исполнение военно-исторической реконструкции МВИА, а нам, предлагалось подписать договор даже не с музеем, а с гражданином Вальковичем!
Так как особенности нашего устава предполагали, что все договоры подписывает председатель совета, это означало, что меценат Батурин, готовый дать на проведения мероприятия 13 миллионов рублей, должен был стать его субподрядчиком!! Вот уж было от чего разгневаться нашему меценату!
Но это ещё не всё. Нам стали чинить всяческие каверзы, запрещать отдельный лагерь, даже если мы за всё заплатим, уберём территорию и т. д. В общем, начались всякие административные гадости.
Несмотря на всё Батурин согласился дать деньги на то, чтобы оплатить дорогу всем клубам, входившим в Общероссийское военно-историческое общественное движение, оплатить лошадей, питание и т. д. Но хотя бы при условии, что мы будем стоять отдельным лагерем и не будем подписывать никакого договора. Я добивался отдельного лагеря в Можайской администрации и в тяжёлом бою добился этого.
Чтобы получить разрешение расположить наши клубы отдельным лагерем, я в частности дал слово главе Можайской администрации, что не буду срывать мероприятие. Это слово во многом предопределило моё дальнейшее поведение.
Когда я доложил Батурину о достигнутом небольшом успехе, он сказал, что это конечно замечательно, но мы обязаны «сделать что-нибудь»…
Сделать что? Срывать битву? Я не стал требовать разъяснений, потому что понимал, чего бы он желал…
Не буду рассказывать о всех подробностях, а перейду к главному.
Вечером накануне битвы в большой палатке, которая была раскинута в нашем лагере для собраний командиров, собрались все руководители клубов, декларировавших тогда свою принадлежность к Общероссийскому военно-историческому общественному движению. На богато сервированных столах горели свечи, все были в мундирах, большей частью парадных. Словом с точки зрения эстетики, всё было достойно. Вопрос, который стоял на повестке дня был один: «Что делать завтра?».
Возможных решений было, фактически, только три: либо вообще не выйти на поле битвы; либо выйти на поле, продемонстрировать наше количество (а нас было подавляющее большинство) и уйти; либо, выйти, встать перед зрителями, мне взять микрофон, произнести короткую речь о безобразии, произошедшем в Федеральном агентстве по культуре, а потом, после некоторой паузы, принять участие в реконструкции.
О четвёртом возможном решении ─ просто выйти на поле сражения и принять участие в реконструкции без всяких манифестаций никто даже не говорил!
Позже, как и водится всегда и везде после всех неудачных мероприятий, сколько людей, как выяснилось, считали мою речь большой ошибкой! Где были они тогда!? Точно, как перед походом Наполеона на Россию ─ почитать мемуары, так все генералы оказывается были против, только один дурачок Наполеон ничего не понимал. А когда читаешь синхронные документы, не находишь ни одного осуждающего или критикующего высказывания!
Я не помню, чтобы хоть один человек предложил четвёртое решение. Может кто-то, и промямлил чего-нибудь невнятное, которое потом при большой доли фантазии можно было бы квалифицировать как предостережение, но тогда совершенно определённо ничего такого никто не слышал. Голоса разделились примерно поровну между сторонниками радикальных мер ─ уйти с поля или вообще на него не выходить, и теми, кто считал, что выражение протеста перед камерами телевидения и высокопоставленными чиновниками будет достаточно.
Те, кто сейчас выставляет меня неуравновешенным тираном, увлёкшим военно-историческую реконструкцию на опасный путь, были как ни странно в лагере радикалов. Теперь они, конечно, забыли, что говорили тогда, но к счастью камера французского телеоператора, снимавшего сюжет о реконструкции, не забыла этого. Жаль, только, что оператор снимал мало, и в объектив попало немного речей, но вот, хотя бы некоторые, которые сохранились для потомства (их можно посмотреть на youtube, под заголовком «Военный совет у Сира»):
Дорсенн: «Ну, сколько можно! Мы-то для себя должны когда-нибудь что-то сделать! Правильно говорил Володя (Ковшутин) ─ для чего мы здесь вообще!?… Вот для того, чтобы он (директор Бородинского музея Черепашенец) сел нужно устроить обструкцию.
Аплодисменты, кто-то воскликнул: «Рощин, я поддерживаю!»
Владислав Цеглов: Мы видим внешнюю сторону этого вопроса, но если бы вы видели внутреннюю сторону этого вопроса, то многие бы просто пришли в изумление. А изумление заключается в том, что нас здесь ни за кого не считают, вообще. Сир битый час объяснял заместителю по безопасности, главы муниципального образования Можайский район, и тот только через час врубился, кто мы такие… Чиновники нас считают пыльными картонными куклами, которые достают раз в году, стряхнули пыль, мы отыграли своё, до следующего года нас убрали. Что такое реконструкция в принципе, как движение, людей любящих самозабвенно историю, которые сидят в библиотеках с большими очками (показывает пальцами очки огромных размеров), а потом пишут диссертации, которые наглядно показывают, вкладывая свои силы, плоть, кровь и свой труд…. Очень грустно, очень грустно, чиновники нас не видят. Мы для них ничто и никто. И неоднократно было слышано многими старшими офицерами, когда чиновники говорили: «Какой музей молодец! Как он здорово всё придумал!» Это он нас всех пошил! Это он нас всех научил воевать, стрелять из пушек, скакать на лошадях, ходить строем, знать команды по-французски, по-русски! Браво ему! А мы никто. А сейчас именно тут, правильно де Брак сказал, благоприятный момент, когда мы можем заявить о себе, что мы сила, мы движение, мы люди. И плевать на нас мы не позволим никому. Для этого мы не должны воевать завтра. Мы должны выйти показать… президент движения скажет всё, что он считает нужным сказать, развернуться и уйти. Вот мы есть, вот мы такие!… Это наша добрая воля придти сюда или не придти и заставить нас делать иначе никто не может. Такое моё мнение.
….
Д’Эрваль: Вот знаете, замахнулись. Сделан очень большой замах, очень большой силы. Вложено много эмоционально, люди, которые приехали, они надеются, что просто так не обойдётся. Если это пройдёт в какой-то компромисс, в какую-то полумеру… во второй раз точно не пройдёт… Вот об этом просто подумайте… Второй раз не получится… »