Выход из подполья

 

Так продолжалось до1987 г., пока я не познакомился с Анатолием Новиковым, капитаном ВДВ, только что вернувшимся из Германии. Он рассказал мне, что на Западе подобные общества называются клубами военно-­исторической реконструкции, что это движение существует во многих странах и охватывает сотни людей, устраиваются различные мероприятия. А мы­-то думали, что мы такие единственные в мире!

Анатолий предложил нам тоже выйти из подполья и, обладая связями в ЦК ВЛКСМ, «пробил» нам первую открытую акцию на местах боевой славы1812 г. «Поход от Москвы до Березины».  Этот поход  состоялся летом1988 г. В нём участвовало около 80 человек: примерно 20 во французских и 60 в русских мундирах. Это уже были не театральные костюмы. Конечно, качество униформы и экипировки было не самым лучшим, но у некоторых появилось уже более-менее сносное обмундирование. Кроме того, к нам присоединилось человек пятнадцать немцев и чехов (несколько в русских, а несколько во французских мундирах), у которых была уже вообще очень неплохая униформа.

Тогда страна выходила из советской эпохи, которая была достаточно серой, где не было ярких моментов, всё было в новинку, всё потрясало. Когда люди видели идущих по улице солдат в мундирах начала XIX века, на них это производило колоссальное впечатление. Это было настоящим событием для всех городов, которые мы посетили. Когда мы под грохот барабанов вступали в Вязьму, нас встречали колокольным звоном, хлебом и солью, навстречу нам вышел магистрат города и духовные лица.

Трудно переоценить значение этого похода 1988 г. для истории реконструкции в России. Эта акция всколыхнула общественность, произошел  настоящий информационный прорыв, о нас стали писать в газетах и сделали несколько передач по телевидению. И сразу же по всей стране стали возникать военно­-исторические клубы. Если говорить образно, то с 1976 по 1988 гг. мы переживали  «детский» период, теперь же наступила «молодость» реконструкции. Именно тогда, сразу после этого похода, к нам пришли десятки людей, которые позже стали признанными лидерами военно-исторических клубов.

Что же касается меня лично, сразу после похода летом 1988 года, я впервые оказался в Париже. Это было удивительно, восхитительно, необычно всю жизнь мечтать о Франции и, наконец, 30 июля в 6.30 утра приехать на Северный вокзал в Париже! Меня встретила добрая пожилая пара, у которых не было общего ребенка, и которые увидели во мне то ли своего сына, то ли своего внука. Меня увезли на берег Луары, где я стал жить, посещая всевозможные красоты этого старинного сердца Франции…

А какое это имеет отношение к военно-исторической реконструкции? Самое непосредственное. Через несколько дней, сбежав от «дедушки с бабушкой», я приехал снова в Париж, но уже один. В первую очередь я посетил, разумеется, гробницу Наполеона и Музей Армии, а потом пошел прогуляться по берегу Сены. Для меня, видящего Париж через призму истории, было не удивительно, что почти первое, что я увидел, был прогуливающийся по набережной молодой человек, облаченный в гражданский костюм самых первых лет XIX века.

«Наверно, тут так принято, это ведь Франция», ─ подумал я сначала. Но потом меня все-таки посетила мысль: «А может все-таки здесь не все такие?» И возможно, не стоит пропускать потенциальных соратников. Я набрался храбрости (если бы это была девушка, мне было бы более привычно, но знакомиться с мужчинами мне как-то не приходилось), подошел к нему и сказал:

– Простите, пожалуйста (конечно, по-французски), Вы занимаетесь историей наполеоновской эпохи?

Молодой человек посмотрел на меня то ли высокомерно, то ли насмешливым взглядом и ответил:

– Да нет, меня интересует, скорее,  период революции.

Так завязалась беседа, мы познакомились, его звали Тьерри Жиль. Он добавил еще после некоторого размышления «де ла Туретт». И конечно выяснилось, что он увлекается далеко не только революцией, но и наполеоновской империей, что он букинист на набережной Сены. Его лавочка располагалась на набережной прямо напротив знаменитого дворца Консьержери. Но, кроме того, что было важно для меня, он был знаком и с группой военно-исторической реконструкции, которая реконструирует 18-й линейный полк и, более того, Тьерри был знаком с некоторыми чиновниками, которые были заинтересованы организовать в будущем году празднование двухсотлетия Великой Французской революции.

Речь идет не об официальном празднестве, которое вылилось в какой-то бредовый перформанс ─ дефиле Жана-Поля Гуда на Елисейских полях, а праздник с участием людей в мундирах Первой республики. Обо всем этом мы, конечно, договорились не в первый раз, а позже, во время моего долгого пребывания во Франции. Приехав туда 30 июля, я уехал из Парижа только 10 октября на поезде, все с того же Северного вокзала. На самолет тогда денег не было, да и подарков я вез всем столько, что на самолете не удалось бы их увезти.

Поезд в Петербург из Парижа не ходил, и мне нужно было добраться сначала до Москвы, а потом уже ехать в Питер. По моей просьбе на вокзале в Москве меня встречали четверо человек. Эти люди потом стали хорошо известны все тем, кто занимается военно-исторической реконструкцией. Один из них был Петр Федорович Космолинский, другой Александр Валькович, третий Алексей Приходько (известный всем под боевым именем Массена), первый создатель военно-исторического гарнизона в Киеве, и Александр Сомов (боевое имя Антуан Друо), родоначальник артиллерии военно-исторической реконструкции.

Встреча была радостной и веселой. Не помню, к кому мы поехали домой, к Космолинскому или к Вальковичу, но ехали долго на двух машинах. И вот я начал рассказывать обо всех чудесах, которых я увидел во Франции. И, конечно же, о том, что там тоже есть группы военно-исторической реконструкции и что в следующий год, это год знаменательного двухсотлетия революции и нам не дурно бы создать полк в единой форме французских солдат конца XVIII века и махнуть на праздник в Париж. Эта идея была подхвачена с бурным восторгом. И те, кто еще не были моими солдатами, а именно Валькович и Космолинский, тотчас же записались во французскую армию. Так как Петр Федорович носил бороду и ни за что не хотел ее сбривать, я назначил его сапером. Что касается Александра Вальковича, то он стал рядовым будущего полка, номера которого я еще пока не придумал.

Поясню, что в начале во французской армии мы носили  форму, какую кто хотел, соблюдалось только одно правило ─ чинопроизводство. Все чины присваивались за заслуги, остальное каждый делал как пожелает. В 1988  году, когда впервые мы отправлялись на официально разрешенное мероприятие строем, и должны были сражаться с русской армией, где благодаря Анатолию Новикову появилось два «полка», во французской армии также было принято решение создать единый полк.

В качестве такого единого полка, который должен был объединить всех реконструкторов, занимающихся наполеоновской армией, выбрали полк фузилеров-гренадеров. Эта часть гвардейская, она символизировала собой как бы всю армию. Однако, не принадлежа к Старой Гвардии, она состояла из людей, многие из которых встали в строй как новобранцы, ее униформа и выучка, конечно, несколько отличались от знаменитых полков Старой Гвардии, в которых, конечно, все было безупречно.

Для похода 1988 года наши мундиры были как-то приемлемы, но теперь в 1989 году, да еще оказавшись рядом с мундирами западноевропейских реконструкторов, они показались бы наивными. К тому же, никаких фузилеров-гренадеров в эпоху революционных войн не было. Именно поэтому я принял решение, что это должен быть самый простой линейный полк, который отличился в войнах республики. Разумеется, меня интересовала, прежде всего, армия молодого генерала Бонапарта в период своего самого удивительного похода 1796─1797 гг. в Италии.

Кроме того, хотелось, чтобы полк (а точнее полубригада, как стали называться части в эпоху республики) имел отношение к тем, кто будет нас встречать во Франции. Французские реконструкторы, которые должны были нас встречать, принадлежали к 18-й полубригаде, а 18-я, как известно, находилась в дивизии Массена в одной бригаде вместе с 32-й, частью, также прославившейся в ходе войн революции и империи.

Так возникла идея создать 32-ю бригаду линейной пехоты, обмундированную на период  революционных войн. Именно эта полубригада должна была отправиться на двухсотлетие Французской революции…

А пока мы собирались так или иначе принять участие в будущем празднике во Франции, идея движения военно-исторической реконструкции была поддержана руководством ─ остатками того, что называлось Ленинским комсомолом. Действительно, умирающее советское государство стремилось по возможности использовать какие-то идеи для того, чтобы влить новую свежую струю в коммунистическую идеологию, в которую уже почти никто не верил. Идея военно-исторической реконструкции была подхвачена функционерами ЦК ВЛКСМ, которые увидели в ней возможность новой и увлекательной формы работы с молодежью.

Собственно говоря, это совершенно очевидно и лежит на поверхности. Удивительно, как современные чиновники все никак не могут рассмотреть то, что чиновники умирающего советского режима увидели безошибочно. Военно-историческая реконструкция ─ это движение, которое при правильной поддержке государства, является социально здоровым делом. Молодые парни, вместо того, чтобы «ширяться» по подъездам наркотой или банально хулиганить, объединяются в клубы, которые реконструируют старинную форму, которые изучают историю, культуру, ушедших веков, которым что-то интересно на свете кроме денег, секса и наркотиков. Разве это не государственное дело?  Разве это не нужно нашей стране?

А то, что они носят французскую форму? Как верно сказал один из моих друзей, объяснявших местному чиновнику, зачем нужно поддержать их клуб: «Что вы предпочтете? Чтобы ребята дохли от наркоты, или чтобы они в строю старинного полка изучали историю?» И не важно, униформу какого полка ─ Копорского или Наваррского ─ они оденут. Не важно, доспехи, какого воина ─ из дружины Александра Невского или из отряда герцога Бургундского ─ они сделают. Важно то, что они займутся интересным, увлекательным делом, которое развивает интеллектуальный кругозор, которое объединяет людей, а не разъединяет их. Делом, которое позволяет понять и историю своей страны, и историю Европы.

В ЦК ВЛКСМ, по-видимому, думали именно так. В результате в феврале1989 г. мы собрали первый съезд клубов военно-исторической реконструкции под эгидой ЦК ВЛКСМ. Нас было, наверное, человек 70─80 и мы представляли уже многие, многие сотни людей и, наверное, три─четыре десятка клубов. Мы находились на подъеме, испытывали энтузиазм по отношению к делу, которое делали, и, поэтому, наперебой говорили о перспективах этого великого дела. Что же касается борьбы за власть, то ее просто не было.

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12